Тут почему-то вспомнилась поговорка: «Один — с сошкой, семеро — с ложкой», сказка «О семи Семионах, родных братьях».
Цифра семь разбудила десятки мелких мыслей, они надоедали, как мухи, и потребовалось значительное усилие, чтоб вернуться к «Вехам».
Неточные совпадения
Между тем затеяли пирушку, пригласили Райского, и он слышал одно: то о колорите, то о бюстах, о руках, о ногах, о «правде» в искусстве, об академии, а в перспективе — Дюссельдорф, Париж, Рим. Отмеривали при нем года своей практики, ученичества, или «мученичества», прибавлял Райский.
Семь, восемь лет — страшные
цифры. И все уже взрослые.
На Сахалине 860 законных
семей и 782 свободных, и эти
цифры достаточно определяют семейное положение ссыльных, живущих в колонии.
Как по наружному виду, так и по количеству
семей и женщин, по возрастному составу жителей и вообще по всем относящимся к нему
цифрам, это одно из немногих селений на Сахалине, которое серьезно можно назвать селением, а не случайным сбродом людей.
Опять Анна Федоровна, с некоторым азартом перебивая у других, докупившись до
семи, обремизилась без трех и, по требованию братца уродливо изобразив какую-то
цифру, совершенно растерялась и заторопилась.
«Мало прогнать… — подумал он, измеряя его взглядом. — Выпороть бы». — Ничего я тут не пойму! — начал он придираться, пробегая квитанции, поданные Трифоном. — Это какая
цифра? 75 или 15? Дубина ты этакая! Закорючку не можешь даже, как следует, над
семью поставить!
Семь похоже на кочергу, а один — на кнутик с коротким хвостиком. Этого не знаешь? Ду-би-на… За это самое вашего брата прежде на конюшне драли!
Задумчиво смотрел на эти лежавшие перед ним бумаги Дмитрий Павлович Сиротинин, и, казалось, в бездушных
цифрах, выведенных старинным, но твердым почерком полуграмотного богача, читалась ему повесть двух русских
семей,
семьи Алфимовских, отпрыск которой сделалась госпожей Дубянской, и
семьи Алфимовых, странной сводной
семьи, историю которой знал понаслышке Дмитрий Павлович.